Обидно. Это второе слово, которое приходит мне на ум, когда за ветровым стеклом автомобиля открывается Канская степь.
И неважно даже, с какой стороны к ней подъезжаешь — со стороны Черного Ануя, путем, что шла когда‑то экспедиция Николая Рериха, или от Чуйского тракта, свернув направо на развилке перед селом Туэкта. Но лучше всего (и реже всего, к сожалению), если дорога ведет наискосок от Черги, срезая угол, по нешироким пасторальным долинам между Чергинским и Ануйским горными хребтами и, незаметно набрав высоту, выходит к спуску из гор в степь. Панорамы распахиваются такие, что дыхание останавливается.
И потому первое слово, что хочется сказать о Канской степи, я всегда произношу мысленно. Просто не знаю, как его озвучить. Нет таких ресурсов в языке. Красиво? Конечно, но больше, чем красиво. Необычно? Однозначно, но необычность эта такая, что не углядишь сразу, не ухватишь, что же показалось волнующе-странным.
Канская степь рождает совершенно особое восприятие. Я не знаю других таких мест в Горном Алтае, неброских на случайный взгляд и незабываемых по сути.
„А почему обидно‑то?“ — спросят меня. И тогда я спрошу в ответ: „А вы слышали такое название — Канская степь? Слышали? Можете сказать, где она находится? Рассказать, как выглядит? Нет? Да вы же бываете в ней каждый год, когда отправляетесь в чудесную и загадочную Уймонскую долину, алтайское Беловодье! Ах, вы не знали?“ Вот в том и дело.
Между четырех хребтов
Ни один автопутешественник из Бийска, Барнаула или Горно-Алтайска, не говоря уже о более удаленных городах, решивший полюбоваться великой горой Белухой, головокружительным Катунским хребтом, пейзажами прославленного Уймона, не минует Канскую степь. Ни один. Потому что именно в ней сходятся все автотрассы, ведущие к Центральному Алтаю.
Но попробуйте‑ка найти соответствующую отметку на печатной карте среднего масштаба или подробное описание степи — межгорной котловины, как говорят географы — в туристическом справочнике! Информация будет невероятно скудной.
Канская степь лежит на северо-западе Алтайских гор, между подступающими со всех сторон отрогами сразу пяти горных хребтов: Бащелакского, Ануйского, Семинского, Теректинского и Коргонского. Степные участки чередуются с зелеными поймами рек, в которых разбросаны маленькие озера, оврагами и причудливыми возвышенностями; общая протяженность с запада на восток порядка сорока километров. По Канской степи протекают три реки — Кан, Ябоган и Кырлык, и проходит столько же автодорог, соединяющихся в райцентре Усть-Кан.
Горы в миниатюре
В Горном Алтае много сте-пей, затерявшихся между высоких хребтов, и все они по‑своему прекрасны, но Канская степь — настоящий праздник для глаз. Прямо из ровной земли вырастают скалы-останцы разных размеров и форм, чаще всего пирамидальные. Одни давно сглажены дождем и ветром, покрыты травой и кустарником, мягко круглятся пологими боками. Другие все еще чернеют голым камнем, топорщатся выщербленными зубцами. Кое-где по склонам взбегают рядочки лиственниц, самые смелые, раскинув лапы, маячат на вершинах. Диковинная картина!
Высота этих мини-гор от подножия до вершины невелика, всего 400–600 метров. Но если учесть, что сама степь приподнята над уровнем моря на целый километр, получается более внушительно. Многие имеют собственные имена, поскольку выбраны коренными родами алтайцев в качестве мистических покровителей — родовых гор: Баштуу, Кыстуу, Эмеген, Балакты… Не возьмусь переводить, знаю только, что есть среди этих одушевленных гор прекрасные девушки и великие герои, женщины-покровительницы и мужчины — хранители мудрости. Целое население. А когда летящие в поднебесье тучи бросают вниз причудливые тени, в очертаниях склонов и выступов действительно можно разглядеть то строгий профиль, то мощное плечо, то плавный изгиб женской руки.
…Однажды, совсем на другом краю Алтая, жарким днем возле пастушьей кошары, где мы остановились хоть немного посидеть в теньке, мне рассказали интересное предание. Что есть гора, с которой видно всю-всю алтайскую землю, все ее горы и степи, реки и тайгу, ущелья и долины. Причем внешне гора эта невысока, посмотришь и не узнаешь, не подумаешь. А как начнешь подниматься — призадумаешься: вроде некрутой склон, вроде до вершины рукой подать, а не приближается та вершина! Словно с каждым шагом почти не сдвигаешься с места, хотя и время идет, и мышцы уже заныли от усталости, и пот на висках проступил — все как положено при долгом подъеме. И идти так придется, если, конечно, не остановится человек, не испугается непонятного, целый день. Утром вышел в путь — к вечеру поднимешься на округлую каменную голову, оглянешься… и увидишь все-все. А в небе будет всплескивать яркое полотнище малинового заката, предвещающего ветреную погоду, а с другой стороны будут наплывать серо-графитные кудрявые тучи, и радуга выбросит сияющий мост, чтобы вымыть его в мельчайших каплях быстрого дождика.
Так вот, жители Усть-Кана, те, что вслушиваются в прошлое и не разучились единению с землей, уверены: чудесная эта гора стоит в Канской степи. Знаете, а я верю.
Эфемерное чудо
Возможно, у профессиональных синоптиков есть свой взгляд: всякие там движения воздушных масс между горными хребтами, микроклимат, влажность воздуха и прочее, но я предпочитаю думать, что — чудо.
Сколько раз бывала в Канской степи летом, столько раз наблюдала мимолетные грозы: над одной половиной степи весело светит солнце, а над другой висят темно-синие, почти черные грозовые тучи, набухшие от воды. Облачность редко бывает сплошной, и солнечные лучи, падающие сквозь разрывы, на стыке света и сумрака, высекают волшебные радужные арки: большие и маленькие, одинарные и двойные, кусочками и полной дугой от земли до земли, четкие и размытые. Хотя бы одной эффектной радугой сопровождается почти каждый летний дождь в этих местах.
У многих народов существует поверье, что под концом радуги обязательно должен быть закопан клад; если так, то Канская степь — сплошная сокровищница.
И вспыхивают чуть дрожащие цветные арки — то нереально яркие, то полупрозрачные, одинарные и двойные.
Кан-Оозы
Кан-Оозы, „устье реки Кан“ — так на южно-алтайском диалекте называется всем известный Усть-Кан, большое (для Горного Алтая) село, где живут почти пять тысяч человек.
Всего сто лет назад картина была совершенно иной. В начале XX века здесь останавливался Василий Васильевич Сапожников, легендарный путешественник и географ. И внес в свою книгу „Пути по Русскому Алтаю“ такой абзац: „Селение Усть-Кан лежит на высоте 1030 метров над уровнем моря и состоит из маленьких домиков, раскиданных без особого порядка вокруг деревянной церкви на зеленой лужайке“.
Какая лужайка?! Широкая, размашистая россыпь домов по обоим берегам реки. Районный центр Усть-Канского аймака. Пункт остановки в дороге для многих туристических групп: в селе есть гостиницы с вполне благоустроенными номерами, не говоря уже о местах размещения рангом пониже. Переночевать можно очень неплохо.
…Помню давний хмурый августовский день, когда мы с подругой нервно переминались с ноги на ногу на обочине Усть-Коксинского тракта (еще не носившего этого имени) и косились в сторону мужчин, творящих особое таинство: многозначительные переглядывания на фоне поднятого капота. Наш видавший виды „хайс“ снова заглох, не отъехав и пяти километров от Усть-Кана. В третий раз за эти самые пять километров, между прочим! Так мы неделю до Усть-Коксы ехать будем, однако.
Ушераздирающий скрип тормозов, и рядом останавливается старый „Жигуленок“ с прицепом, полным сена.
— Эй, чего стоите? — невысокий смуглый мужчина в годах, явно местный, хоть и с вполне славянской внешностью, выглядывает с водительского места. — Я третий раз мимо вас проезжаю за утро. Глохнет, да?
— Глохнет, — сдерживая раздражение, отвечает наш водитель; он большой нелюбитель случайных дорожных помощников, годных только порассуждать. Но мужчина из „Жигуленка“, не обращая никакого внимания на тон, вдруг серьезно говорит:
— В Усть-Коксу собрались? Значит, вам сегодня туда не надо. Видите — не пускает. Постойте полчасика, я сейчас на другой машине вернусь и вас дотащу до Усть-Кана. Посидите денек, переночуете, завтра уедете.
И тут меня неожиданно прорывает. Спонтанно, я не собиралась вмешиваться.
— Народ, а давайте останемся?!
— Ребята, а правда? — неожиданно поддерживает подруга.
Через пару минут вопрос решен — мы не торопимся, а наши мужики не из тех, кто будет спорить из принципа. Еще через час мы устраиваемся в гостинице. Через два наш новый знакомый приводит местного автомобильного гения. Через три „хайс“ готов к поездке. В принципе, мы легко успеваем добраться до Усть-Коксы до темноты, но… кто не был в Горном Алтае, не поймет: раз „не пустило“, значит — не надо. Уехали мы утром, и та поездка была одним из лучших наших путешествий.
А оставшийся день в Усть-Кане мы тогда провели с пользой: сходили в Усть-Канскую пещеру. Не столько приобщиться к известному археологическому памятнику, сколько полюбоваться видом с высоты на долину Чарыша и Канскую степь.
Пещера снежного человека
Почти сразу на выезде из Усть-Кана по Усть-Коксинскому тракту, слева от дороги, в суровом скальном массиве за рекой Чарыш на высоте около полусотни метров темнеет отверстие. Это вход в Усть-Канскую пещеру, знаменитый археологический памятник. В 1954 году академик Сергей Иванович Руденко, известный археолог и этнолог, обнаружил здесь стоянку древнего человека, устроенную свыше 50 000 лет. Сейчас человека, далекого от археологии, находка Руденко не впечатлит: что такое полсотни тысячелетий в сравнении с возрастом артефактов из Денисовой пещеры — 300 000 лет, или со стоянки Карама — 800 000 лет! Но в середине прошлого века это было настоящей сенсацией: первая стоянка среднего палеолита на территории Алтая. Найденные в гроте грубо обработанные каменные скребки, проколки, резцы из местных пород галечника, наконечники дротиков хранятся в разных музеях, в том числе в Эрмитаже.
Напротив пещеры через Чарыш выстроен пешеходный мостик, к самому гроту можно подняться по деревянной лестнице: с площадки у входа откроется неплохая панорама. Русские поселенцы назвали гору с пещерой Белый Камень, а ее старое местное имя — Алмыс-Туу Бом, что значит „отвесная гора алмысов“. По легенде, в недрах горы обитают алмысы, злые мифические существа алтайского народного фольклора. Интересно, что в монгольской, казахской и русской интерпретации алмыс больше всего соответствует… снежному человеку! Ну а что: неандертальцы, по мнению ученых, обитавшие в пещере в ледниковый период, когда на месте Канской степи разливалось огромное древнее озеро, визуально вполне сошли бы за йети.
Правда, пофантазировать о незапамятных временах под сумрачными сводами Усть-Канской пещеры не удастся: здесь по‑прежнему регулярно ведутся раскопки, и вход перегорожен. Но виды с „лестничной клетки“ у грота однозначно стоят того, чтобы пересчитать кроссовками уже потемневшие деревянные ступеньки.
Канская землица
Глубокая история Канской степи отнюдь не ограничивается одним, пусть и ярким, археологическим открытием. В укромных уголках выбиты на теплых от солнца, чуть шершавых вертикальных стенках наскальные рисунки: бегущие козероги, стройные олени, бараны с витыми рогами. Почти столетие назад здесь был найден камень с самой длинной рунической надписью, когда‑либо обнаруженной в пределах Алтая: сто тринадцать рун, еле уместившиеся в шести строках.
Полторы тысячи лет назад в этом районе был образован первый центр Тюркского каганата, великого древнего государства. По Канской степи кочевал два с половиной столетия назад зайсан Омбо — один из двенадцати предводителей алтайских родов, кто в 1755 году обратился к императрице Елизавете Петровне: „Хотим, чтобы Белый царь стал нашим ханом. Мы станем людьми Белого царя. Мы помышляем добро“. В 1756 году Алтай вошел в состав России; вот и ездим мы теперь по его просторам, любуемся и изумляемся…
А из‑за того, что первой на историческом прошении стояла именно подпись Омбо, еще долго „весь народ алтайский известен у русских под названием Канской землицы“, как писал в своих очерках еще один известный исследователь Николай Михайлович Ядринцев.
Тайны
Порой даже люди, хорошо знакомые с Горным Алтаем, искренне считают: нет ничего прозаичней окрестностей Усть-Кана. Горы и горки, низкие, порой заболоченные берега рек, маленькие озера, ковыльное разнотравье да мелкий кустарник. Но мало кто знает, что…
По местному поверью, Ябоганское озеро в Канской степи соединяется с Теньгинским озером, лежащим в десятках километров восточнее, подземной рекой. Что утонет в Теньгинском — затянется в водоворот, попадет в тоннель-русло и всплывет в Ябоганском. А река эта не простая: зовется она Тойбо-дум, что значит „вечно голодная“, и разделяет мир живых и мир мертвых.
Где‑то в окрестностях Усть-Кана лежит загадочная долина Теренг, место рождения уникальной и во многом удивительной религии Ак-Дьянг: бурханизма, „белой веры“. В Теренге являлся простому пастуху и его дочери вестник Ойрот-хан, возвещал о скором приходе алтайского мессии — Белого Бурхана.
Во время единственного своего визита на Алтай Николай Константинович Рерих останавливался в селе Кырлык, где и записал в своем дневнике: „В скалах, стоящих над Кырлыком, чернеют входы в пещеры. Идут пещеры глубоко, конца им не нашли… Здесь могут находиться выходы из Трансазиатских подземелий“. Речь идет о мистической системе подземных ходов между Алтаем и Тибетом, в существовании которой Рерих был убежден. И не он один: близкие мотивы о бесконечных ходах вглубь камня прослеживаются в местных легендах.
…Каждый год с мая по сентябрь десятки тысяч туристов пересекают Канскую степь по трем автотрассам. Не останавливаясь, не задерживаясь на пути к самым ярким достопримечательностям Горного Алтая. Но мне хочется надеяться, что кто‑то из читателей этой статьи, вновь собираясь в путешествие, вдруг скажет друзьям или домочадцам: „Слушайте, я тут подумал… а не задержаться ли нам на денек в Усть-Кане?“
Фото Алексея Саламатова
