Абаканский вираж

Наша встреча с Сергеем Усиком состоялась накануне презентации его книги об известной семье старообрядцев-отшельников Лыковых.

В книгу вошли истории, записанные со слов последней здравствующей представительницы семьи Агафьи Лыковой. Двадцать пять лет назад Сергей Усик ушел в сибирскую тайгу потерявшим ориентиры человеком, а вышел оттуда признанным мастером фотографии и автором книги. История его жизни показалась мне не менее захватывающей и актуальной для современных людей.

Девяностые годы, наверное, для многих стали серьезным испытанием. Кто не смог приспособиться к новой реальности, того довольно жестко меняла жизнь. Через открывшиеся шлюзы в страну хлынул поток духовной литературы и разных практик. В них люди искали опору и новые ориентиры будущего. Начался пересмотр ценностей.

У меня этот период совпал с кризисом среднего возраста, я чувствовал, что живу не своей жизнью. К поискам себя добавилась неустроенность личного характера. Мне хотелось уединения, чтобы собраться с мыслями. Поэтому, когда весной 1995 года я узнал от знакомых, что мэр Таштагола Владимир Макута снаряжает экспедицию к отшельнице Агафье Лыковой, недолго думая, отправился на заимку.

Обратно в Сибирь

До 1973 года наша семья жила в небольшом поселке под Братском, пока бабушка не перетянула нас в Харьков, на родину отца. В Иркутской области он служил лесником. Отец уже привык свободно жить, а заводская проходная не шла ни в какое сравнение с таежными просторами. Спустя полтора года городской жизни он объявил: вы как хотите, а я возвращаюсь обратно. Мы всей семьей засобирались в Сибирь, но бабушка, педагог по образованию, уговорила родителей оставить меня с ней в Харькове, где я и жил до окончания школы.

В детстве у меня обнаружились задатки художника. Возможно, умения передались по наследству. Дедушка по материнской линии занимался иконописью, в семье даже сохранилась одна из его икон. Бабушка тоже неплохо рисовала. Я посещал изостудию и, хотя законченного специального образования у меня нет, после армии более десяти лет работал художником. Этюдник был со мной и в первые годы жизни на заимке у Агафьи.

В последний раз я видел отца перед армией. Через некоторое время после того, как меня призвали, его не стало. После службы я вернулся в Харьков, здесь моего возвращения ждала мама. Но тоска по Сибири с годами не притуплялась. Я так и не смог привыкнуть к новому климату — сырость и слякоть меня угнетали. В 1991 году я решил вернуться на историческую родину. Встреча с местами моего детства оказалась безрадостной: тайгу выпилили, небольшой разъезд, где мы жили, распахали и застроили дачники, от дома остались лишь печные трубы. Я побывал на могиле у отца и сразу же уехал. Отпуская прошлое, я не очень хорошо представлял, что дальше и куда мне теперь.

С подсказки сестры, которая жила в Томске и не раз отдыхала на Алтае, я впервые как турист приехал на Телецкое озеро. Я тогда еще не предполагал, что моя жизнь будет связана с ним самым тесным образом.

Шесть дней, пять ночей

Из Таштагола до заимки мы летели на вертолете. Здесь нам предстояло пробыть два месяца — с огородом помочь, кое‑что подремонтировать, дровишек заготовить. Очутившись на берегу реки Еринат, притоке Большого Абакана, я не мог отделаться от ощущения, что все это нереально и происходит не со мной. Я как будто перенесся на машине времени на несколько столетий назад.

Агафья оказалась женщиной общительной. С новыми людьми она легко вступала в разговор. Но в то же время могла подолгу обходиться без общения. Для нее важнее разговор, который она ведет с Богом. Тот стержень, который у Агафьи уже есть, трудно переломить, общение с современными людьми никак на нее не влияет.

После двух месяцев на Еринате я снова окунулся в действительность. И так мне стало не по себе, что осенью того же года я решил вернуться на заимку. Кроме того, мне был интересен образ жизни Агафьи, ее мировоззрение, а ей пригодилась бы моя помощь по хозяйству.

Но на этот раз я пошел пешком через лес. Тот полет на вертолете не дал возможности как следует подготовиться к встрече, настроиться на нее — как если бы я высадился на вершину горы вместо того, чтобы на нее взойти. Ощущения настолько разные, что их невозможно сравнивать. Конечно, каждый идет своим путем. Для меня же с детства тайга не является терра инкогнита, чуждой, враждебной планетой. В тайге я себя чувствую спокойно, гораздо комфортнее, чем в городе.

Лесники с Телецкого озера подсказали дорогу, поставили на тропу и нарисовали карту. От поселка Яйлю нужно было идти по горам, четыре раза набирать высоту и спускаться. После нескольких автономных походов страх притупляется, но первый раз вызвал во мне немало чувств.

До Горячего ключа мне еще попадались туристы, а вот оттуда около сотни километров предстояло пройти в одиночку. Мало того, что я ни разу не бывал в тех местах, у меня не было с собой никакого оружия. Больше всего пугала возможная встреча с медведем. Бывалый лесник, которого я встретил на Абакане, угадал мои чувства и подсказал, как предотвратить встречу с хозяином тайги. „Бывает, идешь с подветренной стороны, да еще поблизости ручей шумит, внезапно раз — и встреча нос к носу с зверем. Ты, — советовал он мне, — котелок к рюкзаку подвесь, чтобы он при ходьбе позвякивал, и посохом стучи“.

Все закончилось хорошо, тогда я на медведя не наткнулся, а уж потом, когда встреча все же состоялась, я был к ней психологически готов. Поговорил с ним, объяснил, кто я есть, медведь ушел, а я стал спокойнее себя вести при неожиданных встречах с лесным зверем.

На шестой день я добрался до заимки Лыковых. В 1995 году была моя первая зимовка в тайге. Постоянно я там не жил, но бывал у Агафьи практически каждый год. Пока зарабатывал на экспедицию, мне уже сообщали: Карповна ждет. Познакомился с ребятами-вертолетчиками, в межсезонье они заранее информировали, в каких числах борт будет, мол, подтягивайся. А летом всегда пешком ходил. За все время я совершил пять автономных переходов на Еринат через южную оконечность Алтайского заповедника.

Заимка Агафьи Лыковой

Дорога к себе

По словам Агафьи, ее отец Карп Осипович Лыков не раз сравнивал себя с ветхозаветным пророком Моисеем. Лыков старший говорил: „Как Моисей водил израильский народ 40 лет от египетского рабства, так и я увожу вас от советского рабства“. Сорок с небольшим лет семья Лыковых скрывалась от людей, пока их не обнаружили в 1978 году. По этой аналогии родилось название моей будущей книги о семье старообрядцев „Исход. История семьи Лыковых“.

Когда случился контакт с цивилизацией, Лыковы поняли, что их уже никто не преследует, что над ними не будет ни физического, ни, что важнее, духовного насилия.

Во время своего второго похода к Агафье я познакомился с Василием Михайловичем Песковым, автором книги „Таежный тупик“. Это он первым рассказал историю отшельников, которая нашла большой отклик у читателей. Вся страна от Калининграда до Владивостока ждала очередного выпуска „Комсомолки“ и новой командировки Пескова на Еринат. Похожих сюжетов, чтобы люди более тридцати лет прожили в полной изоляции, в реальной жизни, конечно, никто не знал. В диковинку было читать о старообрядцах, о них ведь практически ничего не писали в советское время. В лучшем случае их представляли какими‑то не совсем здоровыми в плане ума людьми, которые застряли во времени. Из историй Пескова люди поняли, что отшельники, оказывается, и разговаривать умеют, а не только кувалдой шишки с кедров сбивать, способны рассуждать и вообще довольно симпатичные люди. И, конечно, всех интересовал опыт выживания в тайге.

В конце 80‑х — начале 90‑х годов, скажем прямо, стало не до Лыковых. Времена были жесткие. Василий Михайлович признавался мне, что интерес к семье спал, но тем не менее практически каждый год редакция продолжала посылать его в верховья реки Абакан.

Последние годы эта тема снова стала актуальной благодаря так называемым блогерам. При этом на восемьдесят процентов то, что они пишут и рассказывают, — неправда. Люди, которые на карте с трудом могут найти место, где укрылись отшельники, выдают себя знатоками старообрядчества и жизни семьи Лыковых. В лучшем случае они пересказывают содержимое книг Василия Пескова и Тигрия Дулькейта, сопровождая истории надерганными из интернета фотографиями. Об этой вакханалии в Сети я узнал, когда удалось провести интернет на кордон в заповеднике. Желание рассказать правдивую историю семьи Лыковых впоследствии стало главным мотивом к написанию книги.

Запись рассказов Агафьи о ее семье я начал вести зимой 2003 года. В своих воспоминаниях она незаметно переходила от одной темы к другой. Когда я упорядочил истории, стал зачитывать ей отрывки. Агафья Карповна поправляла в некоторых местах. Мы прошли с ней все эпизоды, касающиеся жизни Лыковых с начала 30‑х годов и до того момента, когда их обнаружили геологи. Долгое время эти записки оставались моим личным архивом.

С подачи Пескова там же, на заимке, я впервые начал фотографировать. До того фотоаппарат мне заменял этюдник. Много раз я бывал у Василия Михайловича в Москве, показывал свои материалы с Ерината. Лет пять прошло после нашего знакомства, прежде чем я начал что‑то собой представлять как фотограф. Художественный опыт оказал мне немалую помощь в этом. Наставник отметил мою усидчивость и то, как я проникаю в материал, месяцами проживая на заимке. Песков оценил, как мне удается фотографировать животных. Слова уважаемого мэтра, конечно, меня подстегивали и придавали уверенности.

Мой абаканский вираж длился с 1995 по 2003 год. Я разрывался между Алтаем, Хакасией и Украиной. Глубинное понимание, что надо определяться, пришло в начале 2000‑х.

С заимки я ушел не один, а с будущей супругой Надеждой. Пять лет она была помощницей и послушницей у Агафьи. Сразу ли я понял, что это мой человек? Практически да. Кроме того, что она красивая, интересная женщина, Надя еще очень самодостаточная, любящая уединение, как и я. Ни суровые условия на Абакане, ни жизнь на самом отдаленном и труднодоступном озерном кордоне ее не сломили.

Уход Нади Агафья Карповна приняла в штыки. Этот нарыв прошел не сразу, но с годами она смягчилась.

Сама Агафья, несмотря на почтенный возраст, об отъезде с заимки не помышляет — отец не благословил. Когда ей было немного за тридцать, у нее с Карпом Осиповичем был разговор на эту тему. Еще раньше она видела, как остро отец реагировал на желание сыновей уйти. Агафья — послушная дочь. И все‑таки она немного поездила: была в верховьях Енисея у матушек в монастыре, гостила у родни в Килинске, в таштагольской больнице лежала. Но поняла, что лучше, чем на Еринате, ей нигде не будет. Она верит, что не стоит отвлекаться на простую злободневность, в первую очередь следует готовить себя к жизни вечной и искать то место, где это можно сделать лучше всего.

Уходя от всех в тайгу, современный человек может думать, что этим решит свои внутренние проблемы. Ничего он не решит, естественно. Но даже если напуганный трудностями он быстро вернется, на свои якобы проблемы уже посмотрит иначе. Поэтому такие походы, как всякий жизненный и духовный опыт, благотворны, они нужны.

Когда жизнь свела меня с Агафьей, я стал глубже вникать в тему старообрядчества. О событиях многовековой давности она рассказывала, как будто делилась позавчерашними впечатлениями. В ее историях не было ни капли лукавства, она передавала то, что слышала от бабушки Раисы, а та в свою очередь — от бабки Варвары, которая застала еще первую сотню лет после церковного раскола. Это была прямая связь. И, конечно, такое прикосновение отпечаталось во мне.

Когда я однажды передавал маме истории Агафьи Лыковой, она мне выдала: „Так тятенька‑то у нас двумя перстами крестился“. Выяснилось, что дедушка по материнской линии был старообрядцем, в советские времена он жил в небольшой общине на Волге. Получается, что потомственный я.

Я пытался найти свой путь, но то, что я искал, всегда было во мне. Понадобились годы, люди и обстоятельства, чтобы я это осознал.

Новая жизнь и весь Алтай в придачу

В 2005 году я заступил инспектором на службу в Алтайский заповедник. Я сын лесника. От отца мне передалась тяга к воле, любовь к природе. Спроси меня сейчас, кто я есть, не колеблясь, отвечу: лесник. Немного фотограф — еще до издания книги вышел фотоальбом с моими работами. И уж точно не писатель. Я всего лишь зафиксировал историю таежных отшельников Лыковых и передал ее людям.

Пятнадцать лет, которые мы с Надеждой прожили и проработали на кордоне Кокши у Телецкого озера, без преувеличения были лучшими годами из прожитых нами. Мы занимались любимым делом, жили в том месте, которое нам нравилось.

Но у каждого организма, как и у любого механизма, есть свой ресурс. Пришло время, когда дальнейшее нахождение в экстремальных условиях огромного холодного водоема, который начинался сразу за порогом дома, стало невозможным.

К мысли о поисках нового места подтолкнул недавний пример соседа. По состоянию здоровья он уже не мог находиться на кордоне, а по психологическому своему состоянию не мог жить где‑то еще, кроме места, где он провел без малого тридцать лет. Неоднократно мы перевозили его на лодке до большой земли, где его уже ждала „скорая“ и увозила в больницу. После выписки месяц-другой поживет на кордоне, и опять его увозят. В сентябре позапрошлого он уже не мог самостоятельно дойти до катера, я переносил его на руках. А еще через месяц точно так же я нес урну с его прахом. Я понял, что нельзя настолько прикипать к месту.

Последняя зимовка выдалась плодотворной. К весне я закончил писать историю семьи Лыковых. Мы с Надеждой приняли окончательное решение о завершении службы на кордоне.

Тогда я снова спросил себя: что дальше? Чем я буду заниматься? Альбом, слава Богу (по желанию Сергея Усика написано с большой буквы. — Прим. ред.), выпущен. Книга написана и издана.

Ответы нашлись, как только я снова вышел за пределы привычных обстоятельств. Летом друзья пригласили совершить экскурсию на вертолете. Тем августовским днем я впервые увидел весь Алтай как на ладони, какой он разный и сколько таит в себе возможностей. Я понял, что и за пределами кордона мне есть что снимать, есть над чем работать.