Никита Трегубов, вице-чемпион Олимпиады в Корее 2018 года, неоднократный призер мировых чемпионатов по скелетону в паузах между завершением нынешнего сезона и начала подготовки к будущему приезжал недавно восстановить силы в Белокуриху. Это тот самый человек, что послал американских коллег за их пафосное отношение к нашим спортсменам, то есть, как сами понимаете, говорить умеет без прикрас, прямо и емко. Наш разговор велся на тему скелетона и особенностей ближайшего сезона. Он, к слову, намечается быть очень жестким, поскольку в феврале 2022 года стартует зимняя Олимпиада. А какой спортсмен не хочет стать первым на Олимпе?
Поговорим о Никите Тригубове как таковом
— С самого детства в спорте, еще начиная с детского сада. Дедушка помогал, он у меня был энтузиастом здорового образа жизни, в свои 60 лет мог спокойно пробежать на лыжах 25 км, участвовал в забегах „Стартуют все“, которые у нас проводили в Красноярске. Не профессионал, но спорт любил. И меня с детсада тоже тянуло в спорт. Ходил на плавание, занимался карате, затем пошел на футбол. Играл за красноярский „Металлург“, сейчас это „Енисей“. Потом там начались проблемы с новым тренером — не у меня, а у команды. В результате коллектив распался. Встал вопрос, куда податься. Отец предложил попробовать скелетон. Как раз туда можно было пойти с 15 лет, мне столько и было. Это сейчас спорт „помолодел“, туда берут и в 10–11 лет. Попробовал, начало получаться и пошло-поехало…
— Какими судьбами в Белокурихе?
— Здесь я уже в третий раз. В 12–13 лет был здесь в составе команды Красноярского края, бобслеистов и скелетонистов, когда мы восстанавливали силы после сезона. Потом, после Олимпиады в Сочи ездить перестали. А вот сейчас после сезона встал выбор: можно, конечно, куда‑то на море скататься. Или можно приехать сюда, восстановиться, чтобы сил потом хватило на весь сезон. А он, к слову, непростой, олимпийский. Очень ответственный. Олимпиада уже в феврале. Как только вернусь домой, начну основную, самую тяжелую подготовку. А пока на курорте, задача одна — отдыхать, подлечить все болячки. Здесь делаю только статические упражнения, на стопы, пресс, спину. Совершаю прогулки.
— А по приезде опять начнется набор формы…
— … Да она не успеет и потеряться. Только 11 апреля завершился чемпионат России. Потом у нас месяц отдыха, поскольку все равно ты постоянно тренироваться не можешь, нужно когда‑то и отдыхать. Как раз в Белокурихе это прекрасно получается. Я живу в экоотеле, окна выходят на сосны, тишина, в ресторане безлюдно. Свежий воздух, различные восстанавливающие процедуры.
— Сильно устаете за сезон, много травм получаете?
— Тьфу-тьфу, особых проблем со здоровьем нет. Но в целом любой спорт высших достижений достаточно травмоопасен. Пусть говорят, что спорт — здоровый образ жизни, на самом деле это касается только любительского уровня. На профессиональном ты уже насилуешь свой организм. Почти у всех спортсменов проблемы со спиной, вылезают протрузии, перерастающие в грыжу позвоночника. Проблемы с мышцами, связками. Растяжения, надрывы… ну и стресс, его последствия. Он у любого спортсмена присутствует, думаю, без него вообще невозможно нормально выступать, чтобы ты совершенно не переживал за свой результат.
— Вы же сейчас учитесь в институте на тренера. Хотите после завершения карьеры стать тренером?
— Нет. Я прекрасно понимаю, что это такое, поэтому не хочу. Да и со спортивной карьерой пока не собираюсь завязывать. Если здоровье и силы позволяют, есть интерес, хочется куда‑то стремиться, можно еще долго выступать. Вот Александр Третьяков, ему уже 36 лет, еще в строю, в основной команде, медали завоевывает. Александру Зубкову под сорок, и то же самое. Главное — пока у человека есть цель, не ради зарплаты, потому что это ни к чему хорошему не приведет. А когда есть цель — можно долго оставаться в нашем виде спорта. Конечно, организм изнашивается, возраст берет свое, тяжелее будет восстанавливаться, придется многие моменты продумывать для выхода на пик формы.
Что такое скелетон (и почему там все не так просто)
— Дорогой вид спорта?
— Нет, вообще бесплатный. Но я вот себе сам технику покупаю на свои заработанные деньги, это никем не запрещено. А так нам все равно все покупают, но я стараюсь сам. Один скелетон сейчас стоит от 5 тысяч евро, пара коньков к нему — от 800 евро, ну и плюсом тебя еще если вывезти на сбор, тоже деньги. Но главное иметь определенные способности, взрывную силу на старте. Если этого нет, ты не выстрелишь и с самой лучшей техникой. Даже если родители богатые и все нужное ребенку купят, в лучшем случае он хорошо покажет себя в детской категории, а далее никакого смысла нет.
— Как готовятся скелетонисты в своем виде спорта? С утра до ночи гоняют с трассы на санках?
— Катаемся мы с октября по апрель, это, считай, отдых, поскольку в сезон мы не напрягаем физику, там идут соревнования, работаем больше головой. А вот с мая начинается усиленная физическая подготовка. Нам нужен быстрый старт. Всего надо бежать метров 30, мы с запасом тренируемся бегать 50 метров. В разных вариациях — и классическая спринтерская работа, и со скелетоном, и с барьерами…
— А стометровки бегаете?
— В последний раз на время в 2014 году бегал при поступлении в институт. Еще 50–60 метров хорошо бегу, потом скорость падает. Но больше нам и не надо. Вот так и готовимся до декабря, чтобы потом подойти к пику на чемпионате мира. Кроме быстрого старта, скелетонист еще должен угадать в техническом плане. У тебя должна быть абсолютно холодная голова. Ты должен ехать и не совершать ошибок. Это с виду кажется, вот скелетонист прыгнул на спуск и просто лежит на скелетоне, скользит по льду. Далеко не так. У скелетона есть система управления с помощью плеч. Надо еще рулить своим снарядом, чтобы удачно входить в повороты, приехать как можно быстрее.
— Наверное, после такого на обычных снежных горках под Новый год совершенно не тянет кататься…
— Да хотел как‑то покататься с ребенком, когда было время, искал даже снежный городок, но так и не нашел.
— У вас в Красноярске хорошая школа скелетона?
— Да, одна из лучших в стране. Еще хорошая школа в Москве, и в Уфе есть сильная команда. Хорошо показывает себя Краснодарский край, после Олимпиады в Сочи у них осталось много спортивных объектов, на которых можно заниматься, это обеспечило хороший рост.
— У вас же немецкий тренер был?
— Да, был. И сейчас в сборной тоже подписали на этот год немца, в сборной это уже третий из Германии.
— Есть от них эффект?
— От первого был. В этом году я лично не почувствовал. Но тут кому как. Не бывает, чтобы всем было хорошо или всем поголовно плохо. К тому же мы на разной технике ездим. Новый тренер приходит с новой техникой. Я остался на старом скелетоне, попробовал новый, он мне не понравился.
— А у вас что за техника?
— От первого немецкого тренера, производства Шнайдер: и скелетон, и коньки. Сама техника так устроена: ты ее можешь настроить, чтобы она ехала как можно быстрее, но тогда теряешь в управлении, либо наоборот, чтобы она была очень послушной, но тогда и в скорости можно потерять. И неизвестно, что важнее будет. Задача скелетониста — найти золотую середину.
И, как уже говорил, важна взрывная сила на старте, как можно быстрее разбежаться перед трассой. Это нас роднит с легкоатлетами, спринтерами, но есть свои особенности: мало какой спринтер пробежит так внаклонку, как бегаем мы. Тут свои хитрости, без специальных упражнений это трудно сделать.
— А вес спортсмена важен?
— В последнее время, года два назад, ввели такие правила, что ты вместе со скелетоном не можешь весить больше 120 кг. Хоть на кг больше — до свидания. Думаю, это ни к чему. Сам принцип спортивных состязаний основан на общедоступности. Погоды эти килограммы не сделают. Хотя сам я тяжеловат, но вполне вписываюсь в эти условия. Просто считаю их странными.
— Кто сейчас в мире основные соперники российских скелетонистов?
— Из Латвии братья Дукурсы, немцы, кореец, который стал у себя дома олимпийским чемпионом. Англичане молодцы, хорошо выступают.
— А наши спортсмены как на этом фоне?
— У нас очень хорошая внутренняя конкуренция в сборной России. В Сочи выступать иногда тяжелее, чем за рубежом, Нет такого, что ты приехал с Кубков мира и на расслабоне все выиграл. Потому что трасса в Сочи местным спортсменам знакома наизусть.
— То есть, если человек сейчас решится в 15–16 лет переходить в скелетон, у него есть возможность чего‑то добиться?
— Главное, чтобы у человека был взрывной старт, бежал быстро. Остальное — тренировки и желание. И бесстрашие: головой вперед нестись не каждый согласен. Но с другой стороны, в 15–16 лет этого добра хватает. Это в 26 уже трижды подумаешь. Хотя только со стороны все кажется таким ужасным, на самом деле гораздо опаснее бобслей, там если боб переворачивается, народ на голове едет. В скелетоне не так травмоопасно.
Про политику и ковид
— Политика, особенно сейчас, мешает спорту?
— Гораздо больше мешает, когда возникают трения внутри команды, потому что есть тренер красноярский, есть московский, каждый тянет на себя… А политика в первое время еще мешала, но сейчас уже ко всему этому привыкли. Вот лишили нас флага, но от нас это не зависит. И, наконец, ничего же более не поменялось, у нас не забрали технику, коньки. Да и глупо флаг отбирать: все же и так знают, кто мы и откуда. Какой‑то бред, если честно. Хотя поначалу был такой случай, когда в Корее выступали. Там нам выдавали экипировку без символики. Куртку, шапку — как раз белые и красные цвета. А я еще свои штаны надел синие, поскольку там холодно было, минус 25. Спокойно себе тренируюсь, хотя со стороны одет в цвета российского флага, но не придал этому значения. Пока мне не сказали. По сути ничего страшного, никто там за это строго не шпынял.
— Лишение флага — это одно. Но теперь еще и болельщиков лишают, уже из‑за ковида…
— Да, без них уже не так интересно. Словно на тренировке. Особенно это чувствуется в Германии, поскольку туда традиционно на трассу приходит посмотреть выступления скелетонистов много народу. Там буквально с улицы можно прийти, никто не будет шмонать, смотреть косо, в обычное время. Сейчас доступ закрыт, это было непривычно. Будем надеяться, что к Олимпиаде требования ослабнут. Пока вроде есть такое, что не будут пускать иностранных болельщиков. Глянем по летней Олимпиаде.
— В минувший сезон (к слову, Никита Трегубов на Кубке мира завоевал третье место) пришлось выступать при ковидных ограничениях… Кроме отсутствия болельщиков не было других сложностей?
— Да, это было нечто. Соревнования проходили в Австрии и Германии. Из-за ковидных ограничений сезон получился сложный. Это в России кажется, что не все так плохо. А там мы даже разминались в масках, вообще что‑то невозможное. Ты маску не имеешь права нигде снимать. Один раз увидят — предупредят. Во второй будет штраф в 200 евро либо вообще исключить могут. Сдавали два теста в неделю. За полгода пришлось сдать тридцать тестов. Сдача сдаче рознь. В России забор материала делают легонько, чуть‑чуть палочку в нос вводят и все. В Европе ее вгоняют по самое не могу, чтоб глаза на лоб полезли. И такое два раза в неделю. Ну и ладно, боль, она терпима, сам момент тревожный. Вдруг окажется положительный результат? Ты приехал, а тебя сразу на карантин в две недели, и никуда не выходишь. У нас там бобслейная команда так получила половину положительных тестов, они два этапа пропустили. Представляете саму обстановку? Ты перед чемпионатом мира прошел с хорошими результатами восемь этапов, выдал положительный тест, и все, весь сезон насмарку.
Про психологию, бороды хоккеистов и тонкости трасс
— А как вы психологически настраиваетесь на соревнования? Ответственность же высокая… Тем более когда такие обстоятельства дополнительно давят.
— Прежде всего надо думать о хорошем. Я думаю не о соревнованиях, а о семье, о том, что приносит удовольствие и радость. Не надо загадывать, выиграю или проиграю. Отстраняюсь от всего, чтобы подойти к трассе с холодной головой. Предпочитаю общение, хожу, беседую с тренерами. Кому как, у других иной настрой, кто‑то и не ест в день соревнований, и не говорит ни с кем.
— А хоккеисты и не бреются весь сезон…
— Нет, я, наоборот, люблю выходить на соревнования тщательно побритым.
— Для лучшей аэродинамики?
— Нет, у нас и так лица закрыты. Просто нравится.
— А как вы узнаете скорость во время движения? Не изобрели еще никаких наноэкранчиков, чтобы прямо в шлем транслировали последние данные?
— Узнаю только на финише. Да и в процессе преодоления трассы уже сам понимаешь примерно, хорошо или плохо прошел.
— Заранее дают трассу попробовать?
— Три дня официально есть для этого. По два раза в день, всего шесть заездов до соревнований.
— Выходит, у кого эти соревнования домашние, кто трассу как свои пять пальцев знает, имеет больше шансов на победу?
— Да, у домашних шансов больше. Но и опытные спортсмены уже более менее знают все основные мировые трассы в Германии, Австрии и Швейцарии. Единственное, что там могут лед менять, сделать холоднее или теплее и таким образом подыграть своим. Могут еще снег по‑разному почистить, своему так, его конкуренту немного по‑другому.
Есть и меняющиеся трассы, например, в Швейцарии. Она там каждый год лепится по новой. Виражи в те же стороны, но радиусы другие, работа на них уже другая. Вдобавок она открытая, на результаты серьезно влияют погодные условия, которые там постоянно меняются. На первой попытке слепит снег, на второй уже солнце вовсю жарит, температура воздуха скачет. А в Сочи и в Китае трассы закрытые. Все на равных условиях. И слава Богу, а то так в рулетку только играть, насколько бы ты сильным ни был, пошел снег и до свидания.
Кто побеждает, когда побеждает скелетонист
— Насколько скелетонист зависит от сервисменов?
— У нас есть механик, готовящий технику, но в целом я сам все делаю, без проблем. Мне нравится, что если у меня что‑то не получилось, мне некого винить, кроме себя. Вся ответственность на мне, я так люблю: если ты виноват, то ты виноват, если выиграл — то ты выиграл. Понятно, еще есть поддержка тренера и помощь семьи. Но главный виновник победы или поражения сам скелетонист.
— Вы ведь пришли из футбола, где особо развит командный дух. А теперь стали индивидуалистом?
— Да. Это в футболе ты можешь ни разу не выйти на замену, но если команда выиграла, ты тоже считаешься победителем. Тут не так, и это мне нравится.
— Семья хорошо поддерживает? Все же постоянные разлуки…
— Супруга все понимает. Она тоже бывший спортсмен-скелетонист, знает, что к чему. Тяжело было бы, если б она была из другой сферы. А когда уже вместе по сборам поездили, ничего дополнительно объяснять не надо.
— Хотелось бы и своего ребенка в скелетон отдать?
— Если честно, не хотел бы, но не буду настаивать, может, сам захочет. Меня вот никто не заставлял.
— Молодые скелетонисты часто обращаются за советами, помощью?
— Я им часто помогаю. Советы? Без проблем. Коньки могу дать, много же коньков каждый год покупаю.
— Секретами мастерства делитесь?
— Да какие там секреты. Если человек решился заняться скелетоном, тут в первую очередь стоит ему посоветовать определенную региональную школу. Я же сам не обучаю. А если про то, как ехать по трассе, проблем нет, советую. Хотя трасса для всех одинаковая, у кого получается, у кого нет.
— А предупредить типичные ошибки?
— Их у начинающих полно, еще с самого старта, где я не помогу. Сама трасса бывает по 14–17 виражей, нюансов много, все запомнить надо.
— А что самое основное?
— На старте ты должен ускориться, а потом, когда едешь, наоборот, должен максимально расслабиться. Чем больше расслабишься, тем быстрее будешь ехать. А если зажмешься, будешь скованным, нормально не проедешь. Но скелетонисту как раз сложно расслабиться, ведь хочется выиграть, и это сковывает!
Про бутылку воды и „мало ли…“
— Почему именно немцы к нам едут в сборную? У них там настолько хорошо все со скелетоном?
— Да. У них этот вид спорта отлично развит. Целый завод занимается изготовлением саней: скелетонов, бобов. Все очень распространено, много народу занимается санными видами спорта. И высокая конкуренция. В Германии четыре трассы, у нас только одна. У них и финансирование, и зарплаты. К нам немецкий специалист приходит — техник со своей техникой, своим производством. Сейчас без серьезного вложения, особенно на уровне мужской сборной, сложно что‑то выиграть. Есть, конечно, страны, где скелетонисты летом работают, а зимой едут на соревнования чисто для себя. Но в мужском скелетоне им показать высокие результаты практически нереально, надо полностью себя отдавать. Соперники просто не дадут выиграть.
— Не дадут только своими блестящими результатами? Или есть еще какие‑то происки от конкурентов?
— Да нет, разве что могут с подготовкой льда намутить. Для своих один сделать, для чужих — другой.
— А внутри сборной России есть какие‑то происки?
— Нет, подобного нет. Мы на сборах постоянно по двое живем, дружим, общаемся поддерживаем друг друга. А иностранные конкуренты, конечно, никаких особых козней не строят. Но я, допустим, уже не рискую бутылку с водой оставлять не на видном месте, мало ли что. По идее никто ничего не должен туда добавить. Но лучше перестраховаться. И там, на соревнованиях, мы, члены сборной, присматриваем друг за другом. Впрочем, сейчас вообще стараемся больше следить за здоровьем, активными видами спорта, футболом, к примеру, не заниматься. Случайно в азарте заработаешь травму и выпадешь из тренировочного процесса. А впереди Олимпиада. Лучше поберечься.
— Много скелетонистов в сборной?
— В летней подготовке 14 человек: 7 мальчиков и 7 девочек, это основа. Зимой по 3–4 мальчика и девочки выходит на соревнования. И обслуживающий персонал с нами отправляется: тренеры, массажист, доктор. Они и на трассе помогают, старт смотрят, чтобы проходить все с наилучшими результатами. Но тут еще от спортсменов зависит. Кому‑то нужно, чтобы ему подсказывали тренеры, советовали, говорили, что да как. Кому‑то нравится все делать самому, чтобы не лезли, не мешали советами.
— А вы к какому виду спортсменов относитесь?
— Я лучше сам.
